Прежде всего спасибо всем кто пришёл на сегодняшнюю презентацию. Писатель не может существовать без читателя. Литература – не «вещь в себе», ни один писатель не хочет писать в стол. К сожалению, литература, даже самая талантливая – товар, как и всё, только с особыми свойствами, а товар нужно уметь продать. Писатель встречается со своим потенциальным читателем для того, чтобы тот открыл его книгу. И только когда читатель откроет, он может решить, далеко не всегда объективно, станет ли читать, какого качества перед ним товар….
Как может разобраться читатель? Раньше, да и сейчас иногда, когда передо мной неизвестный мне автор, я выбирал книги так: открывал в нескольких местах и читал по два-три абзаца. Чаще всего этого достаточно, чтобы понять, о чём произведение и оценить талант автора, его язык. Но это метод не универсальный. Достоевский, с его тяжёлым языком, скорее всего остался бы за бортом, кроме разве его ранних произведений. И Салтыков-Щедрин тоже. Позволю себе самонадеянность. Мне кажется, что открыв мою книгу, читатель её не захлопнет от скуки. Но ведь нужно, чтобы он заглянул…
Как может разобраться читатель? Раньше, да и сейчас иногда, когда передо мной неизвестный мне автор, я выбирал книги так: открывал в нескольких местах и читал по два-три абзаца. Чаще всего этого достаточно, чтобы понять, о чём произведение и оценить талант автора, его язык. Но это метод не универсальный. Достоевский, с его тяжёлым языком, скорее всего остался бы за бортом, кроме разве его ранних произведений. И Салтыков-Щедрин тоже. Позволю себе самонадеянность. Мне кажется, что открыв мою книгу, читатель её не захлопнет от скуки. Но ведь нужно, чтобы он заглянул…
Но как презентовать свою книгу, вообще прозу? Пересказать – невозможно. Во-первых, я пишу лучше, чем говорю. Но главное, при пересказе теряются сок и аромат, теряется живость языка, юмор и сарказм; фразы, вырванные из контекста лишаются смысла, а контекст без деталей становится скучен и мёртв; в лучшем случае остаётся голая фабула. Я не умею делать комиксы. Поэтому я попытаюсь рассказать, как была написана моя книга. Не обязательно та, которую я сегодня представляю. Ведь вы можете прочесть и вовсе не обязательно, что мнение читателей совпадёт с моим собственным. Для меня почти одинаково дорого всё написанное, а ещё дороже, любимей, то, что я пока не написал. Как вообще передать содержание большого романа? Дело в том, что когда я пишу – это может быть, очень субъективно, – внутренний голос диктует мне писать Время, Историю, Россию, как я её вижу, выразить некую Идею, или Сверхидею. Словом, изобразить некий Мир, похожий на наш. В этом случае сюжет и фабула – прилагательные. Обычно произведения у меня густонаселённые; иногда бывает ощущение, будто я из мозаики складываю целое, гигантское полотно. Когда я пишу портреты людей, – а мне кажется, что героев первой линии я вырисовываю чётко, – для меня это способ передать Время. Передать типическое, правду. Это странное ощущение, оно покидает меня, только когда я заканчиваю роман, вернее, выхожу из романа. А может быть – нет. Может быть, мир писателя лепится из разных произведений. Такие ощущения были у меня четверть века назад, когда я писал роман «Распад». Роман этот пока не опубликован и я до сих пор не предпринимал усилий его опубликовать. Только в последний год я начал давать для публикации отрывки. Небольшие отрывки есть на моём сайте в Союзе писателей XXI века. Здесь присутствуют многие, кто был на Школе Букеровских лауреатов. Возможно, это моё ощущение – некий эквивалент трескучего радиоприёмника на даче у Виктора Ерофеева, через который он напрямую слушает Бога. Что касается романа «Эксперимент»: я перед собой никакой сверхзадачи не ставил и этого ощущения, о котором я говорил, у меня не было. Этот роман – тоже плод любви, но побочной. Но я бы хотел немного вернуться в прошлое.
На «фейсбуке» ко мне поступил вопрос: когда я начал писать? В молодости я пытался. Но писать мне было абсолютно не о чем. Вообще, в юности и в молодости, пока играют гормоны, нужно писать стихи. Я тоже писал. Классе в 9-м я написал две большие поэмы. Одну – по мотивам горской легенды, другую – подражание Твардовскому. С первой поэмой через нашу старшую пионервожатую я пошёл к её мужу, редактору областной газеты. Он почитал, вначале даже слегка похвалил, а потом выругался и сказал: «Ты что же, сразу Лермонтова решил переплюнуть?» и начал читать наизусть отрывки из «Царицы Тамары». Я в то время был недостаточно образован и впервые услышал об этой поэме. После школы желание писать стихи у меня пропало. Я давно уже испытываю изумление перед взрослыми, солидными людьми, которые пишут стихи. Я стал анализировать и понял, что иногда гормоны заменяет мудрость, иногда – мастерство, а иногда продолжают писать по инерции.
Лишь когда я перешагнул возраст Христа, возникло ощущение некоторого знания жизни. На самом деле я ошибался, я видел жизнь очень упрощённо, как и многие советские люди – видел порочность системы и слепо верил, что на Западе должно быть хорошо, таков был эффект железного занавеса, прямо противоположный тому, как он задумывался, но, как бы там ни было, у меня начала возникать потребность писать. Какие-то образы, какие-то символы во мне уже были. Эти ощущения, что родились во мне, или пришли извне, требовали освобождения. И я взялся за перо. Писать я начал сразу роман. Собственно, я никогда не стремился писать рассказы. Меня тянуло именно к крупным формам. Первоначально я назвал свой роман «Неумолимый бег времени». Подразумевалось, что неизбежно наступит смена эпохи. Что слепящая тьма тает. Что гипноз тоталитаризма заканчивается.
Время было подцензурное. И я изобрёл микромодель. Этой микромоделью большой, нелепой и искусственной советской жизни стала научная лаборатория, где служили лжеидее. То есть не искали научную истину, а старались всеми способами доказать свою теорию, умозрительную, родившуюся в голове заведующей. Точно так же в большой жизни молились на теорию Маркса-Ленина, которая так же не прошла испытания жизнью Я начал писать примерно в 1983 году, вскоре наступила перестройка, я стал смелее. «Неумолимый бег времени» превратился в «Распад». Собственно, это роман о жизни, не о политике, но в нём, мне кажется, есть предощущение распада советской системы, крушения советской лжи. С одной стороны, я был пророком, с другой, слепцом – распад происходил совсем не так, как мне виделось. Я предсказывал распад системы, а распался Советский Союз. Но можно сказать, что роман вообще не об этом, эту идею вообще, возможно, кто-то из читателей не заметит. В романе много чего изображено: Время, наука, история ХХ века, судьбы разных людей, их переживания, нравственный распад советского общества, которое разъедала ложь, война. Это роман-калейдоскоп. А можно сказать: история лжеидеи.
Я не сразу понял, что роман у меня получается. А когда начал это чувствовать, передо мной встала дилемма. Что мне с ним делать? Трудно было представить, что вот так, с улицы, я принесу толстенный роман в журнал и его напечатают. Нужно было зарабатывать имя. И я прервал работу на некоторое время. Для начала я решил писать юмористические рассказы. А надо сказать, что я человек серьёзный, смеюсь редко, шутить не люблю, бывали случаи, когда меня упрекали в отсутствии чувства юмора. Как-то давно я смотрел смешной фильм и очень смеялся – жена сказала, что видит как я смеюсь третий раз в жизни. Однако, рассказы печатали. Не без труда, но печатали. В «ЛГ», в «Огоньке», в «Москве» передавали по радио. Даже собирались по телевидению, но это отдельная история. В «Нашем современнике» была любопытная история – сейчас не буду на ней останавливаться, – результатом нескольких встреч с зав.отделом юмора стал рассказ «Невезучий», который я включил в книгу «Эксперимент» в разделе с ностальгическим названием «Сатирические рассказы из другой жизни». В этом же разделе есть рассказ «Переполох», по-моему, весьма смешной, очень хорошо отражающий реалии горбачёвской перестройки. Только название – не очень. В своё время я назвал этот рассказ «Эксперимент», он пролежал у меня в ящике больше 20 лет, я о нём напрочь забыл и только не так давно обнаружил, когда снова стал заниматься литературой. При издании книги мне сказали, что нельзя, чтобы две вещи назывались одинаково, пришлось переименовывать. То есть я мог настоять, но зачем же без веской причины нарушать каноны?
Неласково в своё время меня встретили только в «Крокодиле», что было очень неприятно. По уровню мне казалось, что это журнал для дебилов, и ещё в «Юности». Итак, в «Юности» мне рассказ вернули, а через неделю – я тогда работал врачом в хозрасчётной поликлинике, очень блатное место – меня вызывают к 80-летней бабушке. Оказалось, что это тёща того самого зав. отделом юмора, который вернул мне рассказ. Он меня узнал, очень смутился, приглашал приходить, сказал, что вообще-то рассказы неплохие. Я обещал, но не пришёл. Во-первых, я ничем не мог помочь его тёще, а, во-вторых, я к тому времени уже начал терять интерес к этим рассказам.
В те же годы, прервав на время работу над романом, я написал несколько повестей. Одна из них, повесть-притча «Потоп», вошла в мою книгу. Эта повесь была навеяна Чернобылем, хотя действие вроде бы происходит в древнем мире. «Потоп» – это всемирный потоп. Повесть о том, как советский народ, покорно и безропотно объединившись вокруг вождей, топает к светлому концу. Что-то похожее вроде бы Галич пел. В книгу «Эксперимент» включены также 3 рассказа, написанные в конце 80-х. Это рассказы очень разные. В 1991 году я издал книгу «Потоп» довольно большим тиражом по нынешним меркам - в 5 тысяч экземпляров. 3 повести и 3 рассказа. Но у книги оказалась трагическая судьба. Я отдал её на книжный склад, считанные экземпляры были проданы, между тем наступило другое время, другая жизнь, и книга пропала на складе. А может быть стала жить совершенно независимо от автора. У меня осталось только несколько экземпляров…
На обложке книги коротко изложена моя биография. Кооператор, политик, участник демократического движения, гендиректор финансовой компании, риэлтор, предприниматель. В бурные 90-е проходил я школу жизни. Добавим к этому: научный сотрудник, врач, кандидат медицинских наук. Помните, в советское время с чего начинались биографии писателей? Служил в армии, работал санитаром, водителем, разнорабочим… Считалось, что без этого опыта писать невозможно, не о чем. Отчасти это верно. Выпускники филологических отделений, отлично знающие литературу, нередко вынуждены конструировать вторичный, вымышленный мир. Ну вот, и я с риском для жизни набирал свой писательский материал. Когда моя деловая карьера подошла к концу, я вспомнил о литературе. Снова почувствовал зов. Вообще, у меня ощущение, что я прожил несколько жизней: учёба, жизнь в науке, в медицине, в литературе, кооператор, жизнь в политике, неудавшийся финансист, риэлтор, писатель… Первоначально я замыслил 4 романа: «Кооператор», «Политик», «Финансист», «Риэлтор». В соответствии с биографией и хронологией. Но я никогда не хотел, чтобы эти романы были только обо мне, или о моём главном герое. Ведь мы прожили потрясающую по насыщенности событий эпоху, требующую великого осмысления, на наших глазах творилась История. Я почувствовал потребность написать Историю, мою «Войну и мир». А может быть «Жизнь и судьбу», или «Живые и мёртвые». Вписать свой собственный опыт в поток Истории. Так получилось, что я сначала стал составлять план, а потом незаметно расписался – начал сразу третью книгу из задуманной серии, роман «Финансист». Это в основном 1993 год, пиковый год в моей судьбе, когда происходили самые остросюжетные события в моей жизни. И так получилось, что пиковые события в моей жизни совпали с кульминационным моментом в истории России, когда закончилась демократическая революция, произошёл вооружённый конфликт между президентом и парламентом, и начался откат. Я никогда не вёл записные книжки; я понимаю, почему моя рука начала писать именно об этих событиях – они сильнее всего врезались в память. По первым двум романам я должен собирать очень большой материал, чтобы воссоздать Историю, а здесь – почти всё в голове. Роман «Финансист» я написал вчерне, в первой редакции, сейчас не помню, написал ли до конца, или осталось чуть-чуть дописать. И вот, когда я написал его вчерне, передо мной возник тот же вопрос, что двадцать с лишним лет назад, а именно, что нужно написать и опубликовать вещи менее объёмные. И я решил прерваться на несколько месяцев. Я написал повесь «Лида», по-моему, очень трогательную, о нелёгкой судьбе простой русской женщины, а можно сказать иначе – о новой российской жизни. Или: о неудачной русской революции, которая прошла через судьбы людей. Также я написал рассказ «Случайная встреча» – он состоит из разных эпизодов, взятых из моего собственного опыта и из рассказанного мне. Оба произведения были опубликованы и их можно найти в интернете.
Но, главное, в эти несколько месяцев я написал роман «Эксперимент». Сознаюсь, я не собирался писать роман. Когда я сел за стол, я вообще не очень знал, что напишу. Было только очень условное допущение, будто в администрации президента задумали произвести эксперимент: «в отдельно взятой депрессивной области из недавнего красного пояса выстроить модель демократии, непорочной, как Святая Дева». А дальше сюжет стал развиваться естественным образом. Чтобы представить, что будет происходить, потребовались, с одной стороны, чистый расчёт, с другой, немалое воображение. Моделировать ситуацию было легко: передо мной был двадцатилетний опыт новой России. В романе «Эксперимент» мелькает – именно мелькает – множество исторических деталей, иногда в виде намёков – они служат мостиками между воображаемым, тем, что происходит в романе, и реальностью российской жизни. И в губернаторе Садальском, и в его конкуренте Соловье, если присмотреться внимательно, вдруг вроде бы мелькнут колоритные черты первого президента России – или это только оптический обман? Кто-то увидит, а кто-то – нет. Однако, не буду пересказывать. Карнавал, описанный в романе, продолжается в жизни…
Роман «Эксперимент» был опубликован в журнале «Москва». Точно так же, «Эксперимент», я назвал и презентуемую сегодня книгу. Мне не пришлось специально собирать исторический материал для романа «Эксперимент» – всё уже было во мне. Я очень многое помнил и много читал, готовясь писать романы «Кооператор» и «Политик».
Так получилось, что к тому времени, когда я заканчивал «Эксперимент», началась новая история. Руководитель одного из филиалов Корпорации «Инком-недвижимость», где я несколько лет работал, подделал документы и обратился в суд, чтобы ни за что, ни про что получить с меня 40 тысяч долларов. Я суд выиграл, но это событие на время переключило моё сознание. Поэтому, вместо того, чтобы вернуться к незаконченному «Финансисту», я стал писать новый роман: «Инвестком», который скоро должен закончить. Частично я использовал материал из ненаписанного романа «Риэлтор», но материала в голове у меня оказалось очень много – выходит очень толстый роман и остаётся ещё больше неиспользованного. Конечно, писать серию не по порядку не очень легко. «Инвестком» – это роман не только и даже не столько о риэлторах, и не об «ИНКОМе – Инвесткоме», это роман о России, о времени, о людях…
Если говорить о всей серии – теперь получается, что она должна состоять из 5 романов, 3 из которых не начаты, то получается, что первые два («Кооператор» и «Политик») – крещендо, ожидание перемен, новой жизни, свободы; третий («Финансист») – это вершина, но вместо солнца –хаос и тьма, глубокое разочарование, но, может быть, и прозрение; четвёртый и пятый («Риэлтор» и «Инвестком») – спад, конец, движение по замкнутому кругу; личные победы возможны, но Россия терпит поражение,надолго. История мстит за совершённое над ней насилие. Пианиссимо, глубокая депрессия.
Сейчас в голове у меня семь романов: шесть из них я вижу относительно отчётливо, седьмой, навеянный Маркесом, едва различим, я вряд ли успею его написать; и несколько произведений поменьше…