Леонид Подольский. Интервью в ЛЕНТА.РУ Об истории кооперативного движения. 2023, 26 мая. "Ничего сверхъестественного у нас не было, но в два с половиной раза дороже"

Первые кооперативы появились в Советском Союзе в 1987 году, а какое-то положение о них — примерно за год до закона «О кооперации в СССР». К этому новшеству я первоначально отнесся скептически, полагал, что систему нужно менять радикально, и не верил в полуреформы. О кооперативах много говорили в СМИ, но я не придавал этим разговорам значения.

Однако в конце лета 1987 года мне позвонил доктор Гланц, который тоже работал в хозрасчетной поликлинике. Он сообщил о скором открытии кооператива и предложил мне работать у них. Причем если в хозрасчетных поликлиниках ставка была четыре рубля в час, то Гланц обещал целую десятку.

Признаться, я всегда был сторонником частной собственности и рыночной системы, как на Западе, но тут во мне проснулось что-то коммунистическое. Наверное, это была зависть. «Что же получается? Они будут меня эксплуатировать и прибавочную стоимость заберут себе?» — подумал я и тоже решил открыть медицинский кооператив. Между прочим, второй в Москве. А первым стал «ЛиК» («Лечение и консультации») Гланца и его сподвижников, очень прытких ребят.

Свой кооператив под названием «Гиппократ» я открыл в поликлинике рядом с театром Вахтангова. Выигрышное место, по Арбату ходило много людей. Зарегистрировать кооператив оказалось очень сложно. Из Киевского райисполкома меня отправили в Моссовет. Там были толпы народа, а требовалось собрать много подписей столичных начальников. Попасть к одним было относительно легко, к другим — чрезвычайно сложно. Кто-то был настроен благожелательно, другие не очень.

Возглавлял все это дело Юрий Лужков, он занимал пост заместителя председателя Мосгорисполкома и как раз отвечал за кооперативный фронт. В управлении сельского хозяйства на улице Мархлевского за длинными столами сидела комиссия человек из 30.

Лужков восседал в середине. Прием, кстати, начинался в десять вечера. Стульев в коридорах не было — видимо, боялись, что будущие кооператоры украдут. Вот так надо было ожидать своей очереди до глубокой ночи, чтобы Лужков сказал пару слов.

Ну а весь процесс [регистрации кооператива] растянулся у меня более чем на полгода. Перед открытием моя знакомая дала заметку в «Московскую правду».

Кооперативы пользовались огромным успехом благодаря эффекту новизны. Люди сбегались на чудо. Причем москвичи составляли примерно треть пациентов. Другая треть — приезжие из области и регионов, еще треть — Закавказье.

Отличался ли медицинский кооператив от современных платных клиник? По общей организации не очень, но сервис, конечно, был советский. Работали врачи всех специальностей, причем только кандидаты и доктора наук. Качество консультаций было выше, чем в обычных государственных поликлиниках. Хотя, например, купить оборудование в СССР было нельзя. Мы пользовались государственным. Или, допустим, человек приехал к нам из Иркутска, мы выявили у него серьезное заболевание, и его нужно срочно госпитализировать. Положить в больницу мы не могли. Давали выписку, и он ехал обратно в Иркутск.

Ошибались ли наши консультанты? Как руководителю мне, увы, приходилось сталкиваться с грубыми ошибками, а иногда и с недобросовестностью врачей, которые разводили пациентов на деньги. Но это и сейчас не редкость. К сожалению, других врачей у нас не было. Как сказал однажды Сталин: «Других писателей, товарищ Фадеев, у меня для вас нет».

Пациенты за свои деньги не требовали невозможного. Простые советские люди не привыкли чего-то требовать и вели себя скромно. Врачей, как правило, уважают. К нашему мануальщику приходили известные рэкетиры, авторитеты, но вели себя тихо и скромно, так что я узнавал об их посещении только постфактум.

С другими кооперативами мы не конфликтовали. Наоборот, у нас была общность, мы образовали союз, проводили собрания, пытались совместно отстаивать свои права и интересы, ведь государственная политика была противоречивой. С одной стороны: «Дорогу кооперативам!», с другой — министр здравоохранения Евгений Чазов выступал убежденным противником платной медицины. Это, кстати, одна из причин, почему я создал свой первый кооператив: пошел слух, что он вообще хочет закрыть управление хозрасчетных лечебных учреждений, где я тогда работал. Поговаривали еще, что [председатель Совета Министров СССР Николай] Рыжков приезжал в Моссовет, топал ногой и призывал не давать кооператорам слишком много воли. Так что у нас, кооператоров, существовало некоторое классовое единство.

И все-таки кооператив — ущербная форма. Вот смотрите: зарегистрировал его и проделал основную работу я, договорился с главврачом. Но с людьми, которых я же и пригласил, возник конфликт. Увы, у меня не было опыта, и я еще плохо разбирался в людях. В результате мне пришлось уйти.

Второй свой кооператив я открыл на Кутузовском проспекте. Зарегистрировать его было уже существенно проще, он просуществовал до 1992 года. В конце кооператив стал убыточным, его пришлось закрыть. К этому времени СССР распался, бушевал экономический кризис, в Закавказье шла война, и у людей не стало денег.

Если смотреть из дня сегодняшнего, история кооперативного движения оказалась столь же противоречивой, как и вся горбачевская перестройка. У Горбачева не было четкого плана реформ, он кидался из стороны в сторону. Примерно в то же время Лигачев одобрил создание центров НТТМ (научно-технического творчества молодежи) при райкомах и горкомах комсомола. И эти центры НТТМ вместе с кооперативами очень способствовали нарастанию кризиса. В СССР существовали две параллельные системы денежного обращения: безналичного и наличного расчета. Так вот, центры НТТМ и кооперативы оказались большими дырами, через которые безналичные деньги превращались в наличные. А это, в свою очередь, привело к резкому росту дефицита, к инфляции и к коррупции, к расстройству планового хозяйства и к разрушению дисциплины. Но во всем этом были виноваты не кооператоры, а горе-реформаторы первой волны.

Почему реформы оказались неудачными? С одной стороны, речь идет о некомпетентности реформаторов, с другой — советская система была нереформируемой. В определенной степени Горбачев оказался идеалистом и верхоглядом. Он предполагал, что реформы пройдут легко, и явно не представлял, какими могут быть последствия. К тому же Горбачев получил чрезвычайно расстроенное наследство. Он планировал строить социализм с человеческим лицом. А что это такое? Беда социалистической системы в том, что она не сумела выработать действенные стимулы. В итоге все шло как в поговорке: «Вы делаете вид, что платите нам зарплату, а мы делаем вид, что работаем».

Удалось ли кому-то из кооператоров в медицине продолжить развитие бизнеса в 1990-е? Мне кажется, нет. Все, кого знал я, закрылись. Сейчас существуют целые сети крупных медицинских учреждений с платными услугами. Но их в основном сделали на деньги, пришедшие со стороны.

Я считаю кооператоров легкой кавалерией, которая предшествовала будущим воротилам от бизнеса. Люди учились предпринимательству на собственных ошибках. Одни тонули, кто-то смог выплыть — вспомним [первого в СССР легального миллионера] Артема Тарасова. Помимо нас были и крупные кооперативы, через которые отмывались и выводились большие деньги. В целом же кооператоры стали определенным этапом становления рыночных капиталистических отношений.