Вышел в свет первый номер литературного альманаха «Золотое руно», собравшего художественные и публицистические произведения известных писателей, поэтов и критиков. Журнал «Контрабанда» решил задать несколько вопросов главному редактору альманаха писателю Леониду Подольскому.

Эдуард Абрамов: Недавно вы в качестве главного редактора выпустили очень добротный альманах «Золотое руно». Пожалуйста, расскажите про «Золотое руно» подробнее. Это ваш первый опыт в качестве главного редактора?

Леонид Подольский: Да, это первый опыт. Но идея издания альманаха или даже журнала возникла давно. Некоторое время я активно участвовал в деятельности Международной гильдии писателей. Это небольшая организация, но благодаря участию в ней я понял, что сегодня люди, пишущие на русском языке, живут в очень многих странах. С некоторыми из них приходилось встречаться. Так возникла мысль собрать под одной крышей русскоязычных авторов из разных стран, организовать своеобразный литературный «русский мир». Тем более, что подобные проекты давно осуществляются, например, в Вене, Нью-Йорке, в Черногории и в других местах, но в основном в виде конкурсов и фестивалей. А вот издание международных альманахов – явление редкое.

Была и другая идея: объединить авторов, придерживающихся разных взглядов. Чтобы альманах стал полем взаимодействия, а не противостояния, что очень часто встречается на уровне нынешних изданий, в том числе и «больших» журналов. Соответственно, хотелось объединить и читателей. Я горд тем, что в альманахе в равной мере представлены авторы - члены Союза писателей Москвы и Союза писателей России. Но такое объединение не должно было означать, что редакция не имеет собственных взглядов.

Хотелось также свести под одной крышей именитых, известных писателей и поэтов и тех, кто в данный момент мало знаком широкому читателю.

Наконец, мне представлялось важным, чтобы альманах мог стать изданием полемическим, публицистическим. Чтобы в нем нашлось место и для литературной критики, и для дискуссии по самым различным вопросам культурной жизни, и для обсуждения проблем экономики, политики. Ведь литература, по большому счету, охватывает все сферы жизни. 
Конечно, не все сразу. Но, мне представляется, первый номер вышел в целом удачным. Удалось привлечь к участию таких авторов, как Евгений Евтушенко, Евгений Рейн, Кирилл Ковальджи, Владимир Личутин, Лев Аннинский. И одновременно ряд молодых талантливых авторов. И интересных дебютантов. Я удовлетворен тем, что мы напечатали весьма интересные записки Бориса Волока и очень профессиональную, яркую поэму Дмитрия Немельштейна. И много дискуссионных материалов. Например, статью Елены Сафроновой, посвященную 200-летию Михаила Лермонтова.

Э.А.: Скажите, а почему такое название: «Золотое руно»? Ведь журнал с таким названием уже существовал когда-то.

Л.П.: Да, такой журнал существовал и представлял собой очень яркое явление в российской культуре прошлого века. Когда я выбирал название, а вариантов было много, я решил остановиться на этом названии, чтобы, в меру возможностей, подчеркнуть преемственность, уважительное отношение к литературной традиции, к писателям и поэтам серебряного века. Ну и еще: мечту. Хотя, возможно, это было слишком смелое решение. Конечно, выбор названия не означает, что участники нынешнего альманаха – символисты. В реку времени нельзя войти дважды. В конечном итоге дело не в названии, дело – в содержании. 

Э.А.: Словом, первый опыт оказался весьма удачным?

Л.П.: С одной стороны, да. А с другой, первый блин комом. Это, конечно, моя ошибка. Когда я размышлял о возможной позиции редакции, я имел в виду собственные взгляды. Я полагал, что другие думают так же, как я, а оказалось – нет.

Но тут нужно сделать небольшое отступление. В Москве издается не один альманах. В некоторых случаях это чисто финансовые проекты. Там идеология никакого значения не имеет, только деньги. А у нас – именно идейный проект. То есть плюрализм для авторов, возможность высказывать разные мнения должны были компенсироваться позицией редакции. Но это я так думал, мне такая концепция казалась естественной и разумной. Собственно, это действительно так, если бы над альманахом работали единомышленники. Вот это я и не учел. Я не стану называть фамилии. Но тут некоторый организационный диссонанс. Я был инициатором проекта, я его вел, я считал себя его идеологом, но технические функции должен был осуществлять «Творческий Центр «Содружество», такое ООО. Опять же, с первого взгляда все естественно. Там есть директор. Ну, вот пусть она и отвечает за верстку, типографию, распространение. Но это я так думал…

Словом, типичный пример двоевластия. И вот пример. Стихи Евгения Евтушенко. Это давно было согласовано: получить от него разрешение и поместить наиболее известные. Те, за которые Евтушенко и есть Евтушенко. Народный поэт России. Это, конечно, «Танки идут по Праге», «Наследники Сталина», «Бабий яр». Я звоню Евгению Александровичу в США, получаю его разрешение. Это уже март. Уже Крым грянул. И Юго-Восток Украины медленно начинает полыхать. Он дает согласие и одновременно просит включить в альманах новые его стихи. Они как раз были напечатаны в «Новых Известиях». Я, естественно, с радостью соглашаюсь. Новые стихи я еще не видел в тот момент. Они оказываются пацифистскими. Умная, конечно, позиция поэта. Может быть, даже единственно возможная для него, если задуматься. «Я с Россией поссорить себя не позволю», «Это был почти сон, но навек он спасен». С новыми стихами проблем не возникло. А вот со старыми, «С танками» - получаю письмо от «группы поддержки». Не нужно, мол, печатать диссидентские стихи Евтушенко. Время неподходящее и – мы поддерживаем наше правительство…

Почти полвека прошло, и снова стихи диссидентские. Я хотел бы напомнить. «Танки идут по Праге» написаны в 1968 году после советского вторжения в Чехословакию. Это была агрессия, перечеркнувшая надежды на обновление социализма. Агрессия, вызвавшая у многих стыд за страну. Я недавно прочитал слова Григория Померанца, известного философа, к сожалению, недавно он умер, о любви к Родине. «Любить Родину, - говорит он, - это значит гордиться своей страной и стыдиться за нее». Да, и стыдиться, когда есть чего стыдиться. Но страна молчала в августе 1968-го. Только семеро смелых вышли на лобное место и тут же были арестованы. Это были Константин Бабицкий, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Фейнберг. Семеро – за всю страну. Пятеро из них были приговорены к различным тюремным срокам, двое – заточены в спецпсихбольницу. На самом деле протестующих, возможно, было больше. Я в то время учился в Ставрополе в медицинском институте. Я слышал – утверждать стопроцентно не могу, - что там один художник вышел с плакатом на тамошнюю площадь перед Домом Советов. Его, естественно, тут же арестовали и заточили в психбольницу. Я не знаю, сколько было таких людей по стране, и был ли еще кто-то. Так что можно считать, что Евгений Евтушенко – восьмой. Из числа тех, кто на весь мир сказал великие слова правды. Его не арестовали, потому что весь мир уже знал его. Я так думаю, что за «Бабий яр» и за «Наследников Сталина». Хотя, конечно, не только.

И вот: «Мы поддерживаем наше правительство». Все повторяется. Мы идем обратно в Советский Союз. Только в Союз с олигархами, глубоким неравенством и чудовищной коррупцией. Я не знаю мотива «группы поддержки». Может быть, просто благонамеренные граждане, может быть – испугались, а может быть, личное. Не знаю. Я просто понял, что ошибся и что нужно разойтись. Серьезный альманах или журнал могут делать только единомышленники. Тем более что были и еще эпизоды…

Э.А.: Но ведь эти стихи Евгения Евтушенко опубликованы в альманахе?

Л.П.: Да. Опубликованы. Правда, мне пришлось снять свое краткое предисловие. Кроме того, в первоначальном варианте эти стихи Евтушенко шли первыми. 

Э.А.: Вы сказали: «Были и еще эпизоды».

Л.П.: Да, были. Я придерживался принципа активного поиска материала. В частности, попросил поэта Евгения Рейна, который в молодости был близко знаком с Анной Ахматовой, написать о ней статью. И было согласовано с выпускающей группой, что в продолжение статьи мы дадим подборку стихов поэтессы. Ведь, согласно концепции альманаха, мы должны были печатать не только современных авторов, но и обращаться к значительным явлениям прошлого. Итак, я выбрал «Реквием» Ахматовой. Поэма трагическая, но разве она не ближе всего к судьбе поэтессы, разве Ахматова не кровью сердца ее писала? И разве эта поэма не лучше всего характеризует время, в котором она жила? Мы привыкли забывать, и от нас хотят, чтобы мы помнили как можно меньше, вот уже снова, не в первый раз, предлагают Волгоград переименовать в Сталинград. Но вот хочется спросить: а мы – помним? Знаем? Ныне Союз писателей растет так быстро, что, уверен, даже не все члены Союза читали. Помните, Марина Цветаева писала: «Муж расстрелян, дочь в тюрьме\что же остается мне?» А вот Анна Ахматова: «Муж в могиле, сын в тюрьме\. Помолитесь обо мне». Какое трагическое совпадение. Я имею в виду не совпадение рифм, а – сюжетов, жизненных обстоятельств. 

Словом, все было заранее оговорено. Но в том же письме: «давайте не печатать. Н е т о в р е м я сейчас». А когда в России было т о время? Может быть, суд над узниками Болотной площади так напугал, что показалось, что уже наступил тридцать седьмой год? Да нет, пока – нет. Но будем молчать, все возможно. К тому идет.

Мне показалось, что я на своем настоял. Это же классика. Это произведение в хрестоматиях есть, по крайней мере, должно быть. Но во время верстки верстальщица сняла этот текст. А верстальщица и директор «Содружества» - одно лицо. И я знаю, с кем она решала. Это уже не Ахматовой вызов, ей уже не может быть ни стыдно, ни больно за живых, это – мне. Это – принципиальное расхождение. Я не вижу больше возможности для себя издавать что-либо в рамках «Содружества».

Э.А.: «Содружество» - это творческое объединение или коммерческое предприятие?

Л.П.: Боюсь, что ни то и не другое. Я никогда не был сторонником каких-то творческих объединений. Писатель творит наедине с собой, за столом, опирается на собственный опыт. Он должен быть свободен. Объединение может быть полезно только для того, чтобы торить дорогу к читателю. Но с этим везде плохо. Традиционные механизмы, в которых взаимодействуют писатель и издатель, или писатель и «толстые» журналы, переживают глубокий кризис. А все новое, что было придумано, – паллиатив. Все большее распространение получает «писательская» или «поэтическая» тусовка, но это в большой степени не литературная жизнь, а ее подмена. Суррогат. У меня такое ощущение, что между современным писателем и читателем – китайская стена. Литература в целом переживает глубокий кризис. И тот факт, что создается некоторое количество вполне достойных произведений, в этой диспозиции ничего практически не меняет. 

Что касается «Содружества», у него никогда не было четких целей. Когда-то мне казалось, что его можно будет использовать как чисто практический механизм. Но – нет. Жалко потерянное время.

Э.А.: Вы скептически смотрите на современную литературу?

Л.П.: Я-то как раз считаю, что литература очень нужна обществу, особенно молодым людям. Она немало помогает формированию развитой, думающей личности. Быть может, одной из главных причин маргинализации современного российского человека и является то, что он мало читает, что преподавание литературы в школе не находится на должном уровне. Что серьезную литературу все больше подменяет плоская и пустая, коммерческая. Виноваты в этом и сами литераторы, которые слишком часто уходят от магистральных тем. Вообще, мне кажется, инфраструктура литературы у нас глубоко разрушена. А может, дело не столько в инфраструктуре, в отсутствии госполитики, в пассивности писательских союзов и так далее, возможно, дело еще хуже – в том, что в процессе рыночных реформ был разрушен слой читающих людей, которых мы привыкли называть интеллигенцией. 

Э.А.: У вас непривычный для обычных альманахов раздел «Критика и эссе». Сразу несколько больших статей.

Л.П.: Да. Это соответствует концепции: больше критики, больше публицистики. В номере фундаментальное исследование Льва Аннинского о творчестве Светланы Алексиевич. Воспоминания Евгения Рейна об Анне Ахматовой. Предвижу, что наибольшие споры вызовет статья-эссе Елены Сафроновой «Нет, я не Байрон, я другой», в которой высказана оригинальная гипотеза о творчестве Михаила Лермонтова. Что наш великий поэт не столько любил Россию, сколько воображаемую им Шотландию. Он ведь считал себя потомком знаменитых шотландских бардов.

Я не лермонтовед. Воздержусь от оценок. Пусть их выскажут те, кто лучше меня знает творчество поэта. Однако предвижу возмущенные голоса. Мы со школьной скамьи привыкли, что великий поэт обязан быть патриотом. Потому и великий, что патриот. И даже Лев Толстой патриот, несмотря на его знаменитое высказывание. Власть во все времена старалась лепить из нас людей зашоренных, интеллектуально зависимых от пропаганды. Заставляла верить, что это она, власть, и есть Россия, а все, кто не согласен с ней – пятая колонна. Что патриот – это тот, кто громче всех и неразборчивей всех кричит о своей любви к России. Между тем, такие понятия, как любовь к Родине, патриотизм, далеко не однозначны, противоречивы. Недаром Михаил Лермонтов говорил о «странной» любви. И на этой «странной» любви стоял весь российский критический реализм. И вообще стоит вся мировая литература. Посудите сами, что продуктивнее: слепая вера, ложь или жесткий, критический взгляд?

Э.А.: Давайте поговорим о личном. В альманахе «Золотое руно» вы опубликовали два своих рассказа и повесть. Расскажите, пожалуйста, о них.

Л.П.: Это самое трудное: говорить о написанном и опубликованном. На самом деле хотелось бы не самому говорить, а чтобы другие. Хотя, не могу особенно обижаться на невнимание критики. На книгу «Эксперимент» было немало откликов. 
Я не стану, конечно, рассуждать о художественных достоинствах своих произведений. Хотел бы сказать о другом. Вся наша жизнь пропитана политикой, историей. Можно, конечно, описывать нечто частное. Но мы живем не на необитаемом острове…
Много лет назад, когда я работал над романом «Распад», все еще неопубликованным, мне пришлось читать старые газеты. Сороковые годы, начало пятидесятых. Это была другая жизнь, другая эпоха… Даже ко всему привычному россиянину, хлебнувшему позднесоветской жизни, она покажется фантасмагорией. Представьте, о чем пишут газеты: бесконечные собрания колхозников и все они обещают за год в несколько раз увеличить поголовье скота. Это возможно? Но все выступают: председатели колхозов, директора совхозов, рядовые колхозники, секретари райкомов, обкомов, писатели, поэты, журналисты, даже врачи… И все обещают. И от многократного повторения в самом деле начинают верить. Не все, конечно, Но очень многие. Это и есть массовый психоз, массовый гипноз. Словом, гениальный сюжет. Мне и выдумывать ничего не нужно было. И потом при Хрущеве это повторяется снова – в несколько другом виде, но в не менее фантасмагорическом… А строительство коммунизма? Ведь никто не знал, что это такое, «коммунизм». И вот, строили эту химеру… Неизвестно что… Вот об этом мой «Пленум ЦК». Там еще много личного, человеческого. Другая эпоха…

Повесть «Судьба» - вещь философская. О напрасно растраченных человеческих жизнях, об Афганистане, о сломе российской истории, о лжи и пустоте нынешней российской жизни…

Э.А.: Над чем вы работаете сейчас?

Л.П.: Некоторое время назад, составляя для себя план на будущее, я где-то в конце списка поставил роман «Родословная». У меня было очень общее, очень приблизительное видение. Какие-то отдельные эпизоды, мысли, фрагменты. Прошлой осенью мне захотелось написать повесть на близкую тему. Я начал писать и вскоре понял, что это будет тот самый роман. Сюжет начал складываться по ходу работы. Называется роман «Еврей». О росте подавленного национального самосознания, об окончании двухтысячелетних странствий, о погружении в историю своего народа, которую мой герой узнал только в зрелые годы, об антисемитизме в СССР. О той самой любви к Родине, о которой мы уже говорили. 

Э.А.: Хочу пожелать вам успеха. Спасибо за интервью.

Л.П.: Спасибо. 



Обложка и фотографии: сайт альманаха "Золотое руно"

Эдуард Абрамов
11.07.2014