«Распад» — это масштабная, полифоническая книга о людях и обществе, о рождении, развитии и угасании командно-административной системы. Книга состоит из трех частей и эпилога, причем это разделение весьма условно, оно служит лишь для отграничения биографии одного действующего лица от другого. В конечном итоге, жизненные пути этих граждан переплетаются. Евгения Марковна, Игорь, Анджела, Лида — все они связаны между собой, и все к концу повествования приходят к безрадостному финалу, хотя кое-кто — при видимом внешнем благополучии. Рушатся не только их личные судьбы, рушится система управления людьми. Автор подчеркивает это неоднократно, описывая своих персонажей, скажем, Игорь выглядит таким: «Он не был человеком системы. И даже не мог им стать. Он — человек западных ценностей, чужой для этих. Но сейчас, на короткое, конечно, время, в нем возродилась прежняя, давняя, неубиенная надежда — проникнув внутрь, изменить систему. Он знал, что заблуждается, знал, что система неизменяема и что это ему не под силу, но мечтать и верить было приятно — и он мечтал, верил и был счастлив. На короткое время, конечно, но счастлив». В предисловии автор спрашивает нас, не опоздал ли он со своим романом? Конечно, описываемые события уже не столь злободневны. Но и не так далеко ушла от нас предыдущая историческая эпоха. Как говорил Ф. Гуэдалла, «История — это исследование людских ошибок». Именно человеческие заблуждения подробно описывает Леонид Подольский. Себестоимость этих заблуждений столь высока, что мы не имеем права упрекать его в несовременности. Чтобы стать полноценным высказыванием, произведению недостаточно просто быть написанным. Ему необходимо еще «дозреть», дабы стать полновесным и не зависеть от времени рождения. По мере удаления от события художественная проза теряет свой статус современной, плавно переходя в разряд исторической, не становясь, однако, менее жесткой и конкретной. Вот, например, что говорит Ивану Антоновичу односельчанин Ермаков: «Либо мы кулака к ногтю, либо он с нас кожу живьем… Вот… Понял?.. Оно, думаешь, успокоятся имперьялисты? — Ермаков покрутил толстым пальцем перед самым носом у Ивана Антоновича.— Ни-ког-да. Правильно товарищ Сталин говорит. Бить их надо. Понял? Сживать со свету. Нам же потом легче будет на голой земле коммунизм строить. Понял?.. Место, значить, расчищать». Было такое? Было. Кто-то должен говорить о прошлом без обиняков. К сожалению, в настоящее время это непопулярно. Сегодня в школах урокам истории, посвященным Великой Отечественной войне, отводится всего семь часов. Когда я была школьницей, мы тратили на это почти всю третью четверть, два с половиной месяца. И попробуй-ка, не назови сходу десятокдругой фамилий выдающихся военачальников… Но вернемся к тексту. Леонид Подольский честен с читателем. Завершая вступительное слово, он признается: «Могу сказать одно: я писал правду, даже когда она была под запретом, писал от души и ни в чем не погрешил против истины, как я ее видел». Сложно сказать, было бы правильным опубликовать этот роман на изломе эпох, но сейчас, «когда мы несем на себе вериги нелегкого и противоречивого опыта», эта книга представляет собой прекрасный художественно-исторический материал, свидетельство прошлого, которое мы не имеем права забывать. Язык Леонида Подольского — это длинные предложения, развернутая анафора. Повторение сходных звуковых элементов в начале строк делает текст похожим на русский заговор, что вводит читателя в легкий транс, и, как ни странно, помогает донести до сознания тяжелую информацию об ушедшем времени и жителях того времени, творивших историю XX века. Вот, например, Иван Антонович, ярый коммунист, пытается прийти в себя после перепалки с Игорем, ставшей в его жизни последней: «Человек — зверь. Слова. Слова. Тут он испугался. То, что он так думал — смерть, означало смерть. Никогда прежде он так не думал. Да, Сталин. Что, Сталин? Да, за что же он так его любил? Власть. Он власть любил. Поклонялся власти. Силе. Сам хотел быть силой, властью. Голый, голый… И зачем это все? Если смерть… Тьма… Вот пришел его смертный час, и у него не осталось ничего, кроме прошлого. Марии, Антона, ах, еще Маша, да, Маша, дети. Да, ничего, кроме прошлого, которое он столько лет гнал от себя и которое теперь нельзя уже исправить. Да, прошлое. Ложь. Смерть. Бог. Есть ли Бог? — ему стало совсем плохо, руки дрожали, он с трудом положил под язык нитроглицерин, пополз к двери, толкнул дверь, крикнул задыхающимся шепотом: — Маша, быстрее "скорую"». В XXI веке, как правило, не используется термин «романэпопея», однако, на мой взгляд, эта книга является таковой по определению: «Основу содержания романа-эпопеи составляют события большого исторического масштаба, «жизнь общая, а не частная», отраженная в судьбах отдельных людей». Евгения Марковна — крупица этой «общей» советской научной жизни. Через ее жизненный путь автор показывает изнанку выживания работников научно-исследовательских институтов: предательство, лжетеории, ниспровержение авторитетов, подтасовки фактов. Писатель использует принцип контраста: вот он рассказывает о юной Женечке, военном враче, о Борисе, об их короткой любви. А вот уже она — амбициозная младшая научная сотрудница, а дальше — восхождение по карьерной лестнице, разрыв с научным руководителем… При этом, в соответствии с законами жанра, главными героями являются сразу несколько персонажей. Игорь, работающий под руководством Евгении Марковны, чуть было не остался у разбитого корыта, но выгодная женитьба делает его жизнь почти счастливой. Роман обрывается тогда, когда социалистический строй полностью исчерпывает себя. Нам остается лишь догадываться, что произойдет с героями в постперестроечные годы, но, в общемто, это понятно: Евгения Марковна останется не у дел, а вот Игорь выглядит куда более жизнеспособным. Название «Распад» косвенно отсылает нас к словосочетанию из школьного курса физики: «распад атома». Как известно, энергия, выделяющаяся при некоторых ядерных превращениях, столь мощна, что, лишенная должного контроля, способна уничтожить все живое вокруг себя. Что, собственно, и произошло, когда разделившись на отдельные части, огромная система прекратила существование. На построение какого будущего ушел тридцатилетний выброс энергии распада? И что будет с Россией в ближайшие годы, когда этот поток окончательно иссякнет? Автор утверждает, что «российский капитализм представляется мне столь же отвратительным и лицемерным, как российский социализм». Что ж, вероятно, об этом придется создавать отдельную книгу. Современная литература стала рыночным товаром, однако, это не означает, что все продается и все покупается. Во все времена хватает и фанатичных приверженцев определенной идеи, и тех, кто не идет на поводу у «господствующего класса». Книга Леонида Подольского несет в себе мощный посыл: «Мы вроде бы порвали с советским прошлым, и мы же в него возвращаемся». Что, сейчас нет «партийной элиты»? Или мэнэсов, которые теперь называются «младшими менеджерами»? К тому, что история повторяется, подчиняясь закону сохранения энергии (напомню: энергия тела никогда не исчезает и не появляется вновь, она может лишь превращаться из одного вида в другой), и подводит нас объемистый «роман-ожидание, написанный в сердцевине застоя». Ольга ЕФИМОВА
Источник материала: Газета "Литературные известия",2019,№09(173)
