Отрывок из повести «Судьба». Окончание

… Но отрекся Виктор от Бога на комсомольском собрании и перед всеми швырнул на пол дедов крест. Виктор и сейчас, во тьме бесконечной, помнил злой-подозрительный Леньки Захарова взгляд… Это сейчас Ленька носит крест с изумрудами и, чуть что, осеняет себя, мода нынче вышла такая, с Иисусом в чековой книжке, свечку держать как партбилет, а тогда… Ленин служил вместо Бога… Виктор только сейчас осознал, что отрекся он вовсе не от Бога, а от деда… от Руси Святой, прежней… сказочной-загадочной, что сияла, будто Китеж-град – и где он, этот град заколдованный?.. Да что там, хуже, от себя отрекся тогда Виктор, от прошлого своего… и от будущего тоже… И уже не Виктор стал… не Куликов… Другой…
Вовсе не собирался Виктор рассказывать о своем отречении деду. И крест хотел купить новый, специально для деда, да запамятовал… И когда уходил Виктор в армию, заметил дед, что нет на нем креста. А когда вернулся, не стало уже деда. Вроде здоров был до последнего дня, а умер. И деревеньки их родной, Росичей, тоже не стало. Деревню снесли окончательно. Будто Мамай прокатился, за Куликово поле отомстил. А все, кто оставался, уехали. Со слезами, говорили, с причитаниями, а кто и с радостью уезжал. Не стало тысячелетнего гнездышка…
Дедову могилу отыскал Виктор с края погоста – последний был дед. Крест деревянный, поставленный наспех, на могиле покосился, а вокруг – чертополох, да бурьян, а вместо домов полусгнившие бревна. Будто разверзлась земля. Словно бездна поглотила деревеньку. Или зверь Красный. А дед мечтал отстроить церковку…
Дедов дом был самый новый и крепкий, он бы, пожалуй, выстоял в этом вихре разрушения и беспамятства, но, уезжая, разворовали его соседи: сняли двери с петель, вынули  оконные рамы, содрали с крыши железо и даже кирпичи утащили с крыльца. И стоял дом, одинокий и страшный, посередине умертвленной деревни, будто нищий с клюкой посреди пустыря. Как над вечным покоем. Только яблоньки, посаженные дедом, еще росли и плодоносили…

Виктор не знал, где искать икону и меч. Казалось ему, что Божья матерь сама должна подать знак. Виктор долго стоял среди развалин, ждал – терпеливо и упорно, - вокруг него щебетали птички, низко проносились облака, но знака не было. Потом и птички улетели и настала тишина. Страшная тишина, вечная…
Виктор попытался искать тайник. Долго бродил по заросшему чертополохом двору, заглянул в затянутый паутиной щелявый сарай, обошел всю деревню, вернее то, что от деревни осталось, зашел в лес. Нигде ничего. Не жили словно здесь люди… Вокруг огрубелая, забывшая ласку, обиженная земля, да норы грызунов… Виктору показалось, что он один во Вселенной, совсем как сейчас, когда он летел куда-то во тьме…

… Увидел Виктор с неба большую реку. Собирает ручейки и реки малые, все полноводней становится, все шире. А Виктор летит над ней. И час летит, и два летит, а конца ей нет, словно Волга под ним. Вдруг с ужасом заметил Виктор, что будто сохнет река, не впадают в нее больше реки, все становится уже и уже и, наконец, совсем узкой, и непонятно, куда уходит вода.
- «Это Стикс, - подумал Виктор, – значит, я почти прибыл».
Но в тот же миг показалось Виктору, что все, что с ним происходит – сон. Будто он спит. Спит и летит во сне. Неведомо куда, неведомо зачем. Судьба… А внизу под ним – Русь. Только не несется Русь птицей-тройкой, не дымится под нею дорога, не поют ямщики, не заливается чудным звоном колокольчик, не гремит и не становится ветром разорванный в куски воздух. Тяжело дышит, стонет покрытая снежным панцирем земля. Эх, Русь, Русь, что случилось с тобой? Что ты с собою поделала? Где же твоя птица-тройка? Не разбилась ли о двадцатый век? Не растащило ли на детали ее ворье? Не устала ли ты? Не истекла ли кровушкой? Не потеряла ли душу свою? Не заболела ли?
Смотрит Виктор: внизу огни редкие. А меж огнями – тьма непроглядная. Только вышки газпромовские, да храмы пустые. Эх, Русь…
Нежданно-негаданно увидел  Виктор Красного зверя. Лежит, издыхает. А рядом прочь от него бежит девица красы необыкновенной с косою русою, толстою, в платье вышитом с рюшками, в узорчатом ярком кокошнике. Но, чу, что это? Кружатся вокруг девицы всякие лешие, кикиморы и  чубайсики. И комарье вьется, гнусь болотная, бабочки разные мелкие, похожие на моль, бесцветные.
- Фу ты, нечисть, изыди, - взмолился Виктор. Нечисть тут же исчезла. Только Земля далеко-далеко…
- «Что я должен сказать, когда предстану перед Богом?» - с тревогой, мучительно подумал Виктор. – «Заступится ли за меня дед?» - Виктор хотел перекреститься, но руки не слушались его, рук словно не было, будто вместо них крылья. Да он и забыл как нужно креститься. Вспомнил Виктор, что и креста на нем нет. С тех самых пор нет… с комсомольского собрания… Много раз собирался Виктор купить крестик и сходить в церковь, но все как-то недосуг было …
- Не то грех, что на груди без креста, - услышал Виктор голос, - а то, что в сердце пусто.
- Дети мои, овцы мои … заблудшие, - тотчас послышался другой голос, знакомый, ласковый…
Виктор почувствовал, что плачет. Он попытался открыть глаза, но всюду вокруг были облака. Белые, пушистые…